Как я ненавидела кошек

Захотелось мне актинидий. Ну, очень захотелось. Мое воображение рисовало две огромные лианы, увивающие стволы двух сосен, и свисающие ягоды со вкусом земляники (м-м-м…) А было это лет 15 тому назад: достать какой-нибудь интересный саженец было, ой, как сложно. Два года ушло на поиски, и вот, наконец, два тонких прутика, купленных за бешеные деньги, нашли свое место в тщательно приготовленных ямках между двух сосен.
Наутро, после посадки, меня чуть инфаркт не хватил: один из прутиков был поврежден, даже не знаю, как описать, ну… покусан-поцарапан. И тут я вспомнила, что, изучая литературу, наткнулась на фразу: «Актинидии страдают от кошек». Но, поскольку в моем доме отродясь не было кошек (фи-и-и, только собаки!), я и не обратила на это замечание особого внимания.
И вот, пока я со слезами на глазах пыталась что-то сделать с пострадавшим саженцем, появился ОН: огромный кот с блестящей чёрной шкурой, белыми лапами-«манишками», и с ослепительно белым «воротничком», ну, просто Лорд, да и только. Моя любимица, охотница – лайка, обменявшись со мной понимающим взглядом, в котором, как, видимо, и у меня, светилось только одно слово: «НЕНАВИЖУ!», ринулась на непрошеного гостя и прогнала его с позором. Залечив ранки у саженца, я успокоилась, уверенная, что уж теперь-то эта сволочь (ну, до чего красив, мерзавец!) не посмеет появиться на моем участке, так как все знакомые соседские кошки знали, что с моей охотницей шутки плохи… На всякий случай я обошла соседей с расспросами о пришельце, но никто и понятия не имел, откуда этот «лорд» взялся: видно издалека наркоман пришел, не иначе.
На следующий день картина была та же, только виновника не было видно, и бедные прутики пострадали еще больше. Во взгляде моей собаки светилась мольба: «Прости, ради бога, спала я крепко!»
«Ненавижу кошек!», - сказала я и взялась за дело. Притащив из сарая остатки обрезков тяжеленной заборной сетки (уж не помню, как дотащила!), я часа два прикрепляла их вокруг прутиков, закрепляя сетку на соснах. Сооружение получилось омерзительно-величественным, но маленькая актинидия оказалась под надежной двухметровой защитой.
Ночью я проснулась от оглушительного душераздирающего кошачьего крика. «Ломка…, ага, перебьёшься!»,- подумала я и, злорадно улыбаясь, заснула.
Наутро, о, ужас, я обнаружила сломанную верхушку у одного саженца и покусанную кору у другого. Саженцы были живы, но, подняв голову, я увидела, что сверху, на острой проволоке сетки висят кусочки черно-белой кошачьей шкурки…с кровью… Я закрыла глаза и представила себе, как всё было. Таинственные сумерки белой ночи. Кот, стремительно взбирающийся по сосне и, очертя голову, влекомый наркоманскою страстью, рискуя жизнью, летящий в узкий пролёт между сторонами сетки, прямо на острые шипы…
Тут почему-то возникло чувство, что кошек я все-таки не ненавижу, и окровавленное сооружение было снято. На следующее утро я на актинидию даже не взглянула, да, собственно, и смотреть-то было уже не на что... дожрал, мерзавец.

Эпилог.
Пятнадцать лет спустя. Захотелось мне актинидий. Ну, очень захотелось. Моя любимица, русская голубая красавица, презрительно обнюхала саженцы, привезённые с выставки, и величественно ступая, удалилась. «Чужда пороку!» – вздохнула я, глядя ей вслед с восхищением.
Наутро ... смотреть было уже не на что...